Vseh skorbischih

Всех скорбящих Радостный Камень, Сестринская пляска на белом листе (пьеса)

Действующие лица – Сёстры Геда Эрарт, Зорка Эррида, Орраххэ, Сестра Та.

– Да помолчи ты, бога ради! Они скажут всё, что надо.

вместо тебя пропоют

Сестра с мраморными глазами входит в кабинет, достаёт инструмент, берёт кровь на посев.

Их <Сестёр> асбестовым маскам посмертным так к лицу алых ран истекающий воск … так ласкают их слух стоны сырых людей…

этих кож обожжённых парад по осени облетит, и Сестра над плитой хризантемой, горчащей во рту, расцветёт, станет словом Сестра; и Сёстры придут во тьму, и Сёстры, слагая песни, за ней придут, чтоб к Великой Книге подшить её лепестки

вступает Геда Эрарт: есть ли выше искусство, чем в искусство скорбь претворять? боль лишь повод, лишь повод, лишь повод… – мне Сёстры в ночи поют, сукровица с землёю смешалась на их языке, шелковичные черви, сплетают они многокровный узор на страницах истлевших книг; не один обезглавленный, взорванный не один в эту сеть был вплетён и – навсегда позабыт, потому что века только песни хранят, только мудрые песни сивилл <…>

вступает Зорка Эррида: мы всё время ищем, чью боль украсть, кому горло взрезать над новой строкой, чтоб она ожила, чтобы воды безмолвия отошли… ищем ужаса, клочьев плоти живой, рта, чернеющего цингой, кожу прорвавшей кости. сёстры злобные, жар подгребающие к печи, кровавых ждущие пузырей, мы творим во мраке свою безумную песнь, над повешенными голося пуще жён, обильнее матерей проливая слезу. плакальщицы, устами отверстыми к язвам отвезнутым припадя, мы высосем досуха скорбь твою, сплюнем её на холст: во дворцы забредая наши, каждый умение это почтит, боль Сестёр пред другими болями вознесёт, и все раны поблекнут пред нашей раной, сочащейся Словом, чьё гноистое чрево подкармливаем мольбой, возносящейся и не доходящей до неба из уст людских, оседающей пылью на книжных полках Истории Человеческой <…>

вступает Орраххэ: полные праведным гневом, из боли плетём Текст Венценосный, золой обгоревших чертим свои письмена – пусть глаза умеющих видеть полнятся ужасом наслажденья, пусть пляшут они под свержения храмов грохочущий ритм, чуют, как похотью мусульманской влагалища женщин езидских кровоточат, пусть из буквенной вязи ткут ожерелья камней, вцелованных в плоть преступивших Великий закон… то не Брайля, то Брейгеля шрифт на тончайшей бумаге рисовой – драгоценные зёрна не должно варить в котле <…>

вступает Сестра Та: эти, здесь в подвалах живущие, стали привычны, а привычное тронуть не может ждущего пламени духа – крови, крови требует Текст! поэтому каждый поэт – мясник: заране страждет распятой плоти, чтобы было что воспевать

даже не зная того, мы невольно ждём боли – своего ли котлу, чужого ли приношения... Убиенье великое, червоточина в нежном бутоне любого текста

…потому лучшие стихи болезненны, словно бумажный порез, и всегда мясцом растревоженным, жирной гнильцой отдают…

вступают Сёстры: обглодано нами лицо твоё и твоя тоска, жены твоей запоздалый нарыв живота, крови твоей с полей слизан посев, полнятся наши рвы твоею бедой

…был бы повод, был бы повод…

строители мира твой камень отвергли – мы же положим его в основание: эти камни мы ищем повсюду, мы столетьями эти учились читать письмена… и идём по земле, победоносно срывая гроздья этих мехов, наполненных гнойным воем, осыпающих траурный пепел в наши ладони, удобряющих ужасом всходы на дне наших ям

ты лишь повод, лишь повод, лишь повод…. бурдюк болеточащий, безымянный телец, восходящий на наш алтарь со склонённой выей

вступает Сестра Та: этим песням внимающий, видел ли ты, что сокрыто под ними?!

вступают Сёстры: ….ремесло наше требует сладостного покоя, золотистых плодов на посеребряных блюдах, лёгкой ткани расшитой в высоких и чистых окнах, времени для размышленья в сени дерев… мы не пишем войной, мы воевать не умеем – мы лишь тени птиц голубых над полями сражений… тень надежды у смертных костров, что жертва была не напрасной

хо, как пляшет Геда Эрарт, ил, наметённый историей, пожирая! как Орраххэ истёртых глаз обгладывает пятаки – монеты разменные гневного нашего хора; как Зорка, всходя над полями, кровавит зерно, как рушит опоры мостов, из приземистых баб сотворяя Офелий прекрасных…

строки, быки оскоплённых судеб, головы поднимают… - то зоргна, немеркнущий вдовий крик, червивые клубни дыма, раковый голос рек, позвоночный состав, в депо погребённый, столбовая дорога, проложенная сквозь лоно, чёрная шкура на белой карте Европы, рука, станком освежёванная по кость, –

ты никогда не станешь одним из нас, и петь тебе не дано, и о язвах своих прочесть – не тебе почесть

твоя доля – доля семян плодоносных, зреющих библиотечной прохлады ради, где, над книгой склонившись, нежные девы к язвам твоим чувственным ртом припадают, долго смакуя кровь, проступившую в пене чернильной

О, цветники робкие! О, стеблей сорванных сок, гранатовые ожерелья! …как асбестовым маскам посмертным к лицу алых ран истекающий воск…

вступает Сестра Та: в заскорузлый завёрнута свой наряд мясника, я вижу, как сёстры из мрака новые вести несут, чтоб в шелка наших книг вплести многокровный узор, слов петлёю опутать мир, утащить на дно, в прекрасное царство, где боль превращается в текст

Зорка Эррида, Геда Эрарт, Орраххэ и Та с кож, развешенных в поле, берут посев – и исчезают во мгле; им вослед раскрывает ямы свои земля, и становится видно: стекая с умерших лиц, скорбь распускается в белые лепестки, отдающие горечью белые лепестки; их уносит ветер; и где-то там, далеко, этих мертвенных лиц облетевших листая страницы, девы шепчут друг другу: ах, какие стихи!

…опадают камни в открытых голов свищи…

и сады по весне оплывают яблонной накипью,

и сквозь женщин езидских идут караваны мужчин

14-19 января, 2016